Мученик Алексий Данилович Зверев
Алексий Данилович Зверев родился около 1867 года в крестьянской семье Московской губернии. Окончил начальное училище. До 1917 года служил миссионером в Московской епархии.
В 1917 году был избран делегатом от мирян на Поместный Собор Русской Православной Церкви 1917-1918 годов. Направлен в Пермь в составе комиссии Собора для расследования обстоятельств ареста архиепископа Пермского и Кунгурского Андроника.
В Пермь комиссия прибыла 23 августа. Архиепископ Василий и Алексий Зверев остановились в Архиерейских покоях, а архимандрит Матфей, как ректор Пермской Духовной Семинарии, – в своей квартире. Уже на следующий день по прибытии владыка Василий стал вызывать к себе для дознания градо-Пермское духовенство. В течение четырех дней членами комиссии были собраны свидетельства о мученической кончине Пермского Архипастыря, и уже планировалось их возвращение в Москву.
О последовавших затем событиях мы узнаем из показаний двоюродной сестры архимандрита Матфея Варвары Васильевны Крашенинниковой, данных ею следователю созданной правительством Колчака «комиссии по расследованию преступных деяний большевиков и их сотрудников».
«26 августа члены комиссии и мой брат собрались уезжать обратно в Москву. Хотя брат не особенно спешил, но архиепископ Василий категорически настаивал на отъезде. Только вечером указанного дня я окончательно узнала, что брат уезжает, и начала складывать вещи в дорогу. [При этом положила отцу Матфею пирожков с малиновым вареньем]. …Во время пребывания брата в Перми ему казначеем Свечного завода священником Смородинцевым были переданы 6000 рублей на содержание Собора… Как я слышала от брата, в день отъезда преосвященный Феофан хлопотал относительно посадки уезжающих в поезд, который должен был отойти с Перми ΙΙ[1] утром следующего дня, и кем-то было обещано посадить высокопреосвященнаго Василия, брата и сказанного крестьянина в купе второго класса.
Владыка Василий и крестьянин уехали на вокзал вечером, а брату была подана архиерейская лошадь часа в два [ночи] по петроградскому времени. Я поехала на вокзал провожать отца Матфея. На улицах было совершенно пусто, на вокзале тоже не было движения, не оказалось даже носильщиков, чтобы унести вещи. Против вокзала уже стоял почтово-пассажирский поезд, но без паровоза. У входа в вагоны всюду стояли вооруженные солдаты. Пассажиры, по-видимому, в вагонах спали.
На пассажирской платформе к отцу Матфею вскоре подошел незнакомый мне молодой мужчина, очевидно, кто-то из служащих, и предложил следовать в вагон третьего класса, находившийся в середине поезда. Это предложение, видимо, огорчило брата, так как он ожидал, что посадят в вагон второго класса. Второклассный вагон был в поезде только один, стоявший непосредственно за почтовым, несколько ближе к голове поезда.
…Уйдя в указанный вагон третьего класса с вещами, брат вскоре возвратился и сказал мне, что там уже находятся владыка Василий и крестьянин, но они спят. Брат после этого ушел на вокзал взять билет и долго не возвращался. Тем временем я зашла в вагон поглядеть, какое место досталось брату. Войдя в переднюю дверь, я прошла внутрь вагона, где в первом же отделении на двух нижних скамейках спали высокопреосвященный Василий и крестьянин. Следующее отделение было в распоряжении брата — там никого из пассажиров не было. Прочие места в вагоне были все заняты вооруженными солдатами, которые еще не спали, но держали себя очень смирно. Я обратила внимание на то, что при солдатах не было никаких вещей… Когда отец Матфей возвратился с вокзала, я решила ехать домой и, простившись с братом, пошла к ожидавшему кучеру, села в экипаж и уехала.
Брат обещал посылать мне с дороги открытые письма. …Но ничего от него долгое время не поступало. 12 сентября по новому стилю я от преосвященнаго Феофана узнала, что им получена из Москвы за подписью архиепископа Анастасия телеграмма с просьбой о том, чтоб Следственная Комиссия поспешила приездом».[2]
По истечении месяца со дня отъезда следственной комиссии вновь были получены сведения о том, что следственная комиссия в Москву не возвращалась. Вместе с тем распространились слухи об убийстве близ Камского моста членов соборной комиссии, причем о расправе над ними передавал какой-то солдат, участник этого злодеяния, который по ночам не мог спать и постоянно видел картину убийства.
Солдатом этим оказался восемнадцатилетний красноармеец Василий Конев. Он не скрывал своего участия в преступлении, многим рассказывал о нем с подробностями.
Диакон Иоанно-Богословской Семинарской церкви в города Перми Филипп Симонов передает слышанное им:
«…На другой день после [праздника] Успения Пресвятой Богородицы, Василий Конин мне рассказал такую новость: ночью на Успение его в числе отряда красноармейцев отправили на вокзал станции Пермь ΙΙ, где посадили в пустой вагон 3-го класса. …В этот же вагон посадили двух лиц духовного звания и одного светского. Когда поезд двинулся со станции и прошел Камский мост, его остановили, причем было дано распоряжение, чтобы из вагона вышли красноармейцы, служившие в Чрезвычайном Комитете. Одновременно было предложено и трем посторонним пассажирам (духовным и светскому) выйти из вагона, так как-де в воинском вагоне посторонним лицам ехать нельзя. При этом духовным и светскому было заявлено, что они должны дойти до ближайшего разъезда и выждать там следующий поезд. [Пассажиры] спокойно вышли из вагона с вещами, и поезд пошел дальше.
После отхода поезда все оставшиеся двинулись [к разъезду], причем часть красноармейцев пошла впереди трех пассажиров, а часть позади их.
Не доходя семафора, находившийся среди красноармейцев Комиссар скомандовал всем остановиться и приказал пассажирам положить на землю свои вещи. Пассажиры, конечно, уже догадались, что [они] арестованы и начали спрашивать, за что их арестовали. [В это время] Комиссар подошел к одному из духовных с револьвером в руке и со словами ″Вот вам, саботажники!″ произвел в него в упор три выстрела и свалил жертву на землю. В это время мирянин, оборвав с груди висевшую дорожную кружку, побежал в лес, но по нему красноармейцы открыли стрельбу из винтовок и тоже повалили. А когда двое духовных начали стонать (второй тоже был подстрелен), то их докололи штыками. Затем, по словам Василия Конина, [красноармейцы] поделились имуществом убитых таким образом, что Комиссар взял деньги и какую-то большую книгу, а красноармейцам достались снятые с убитых сапоги, сухари, сахар и пирожки с вареньем. При этом Конин грубо называл духовных ″водолазами″».[3]
Красноармейцы, покончив с «водолазами» и закусив найденными в вещах одного из них пирожками с вареньем, зарыли убитых у семафора. Сверху на могилу положили крестообразно две срубленные ели, чтоб могилы не было видно.
Но, вероятно, убийцы побоялись, что их преступление будет раскрыто и вызовет народное негодование. На следующую ночь они решили окончательно замести следы преступления.
Свидетелем их последующих действий стала жена мостового сторожа Камского железнодорожного моста Анна Илларионова Аликина. Вместе с мужем она проживала в сторожевой будке на правом берегу реки Камы, противоположном от Перми. Будка стояла под откосом полотна железной дороги. Анна Илларионова рассказала следующее:
«15 августа [ст. ст.], часов в 10 вечера… к нам в сторожевую будку… позвонили по телефону (по-видимому из Перми), и сообщили, что ночью к мосту прибудет моторная лодка и чтобы эту лодку мы не обстреливали. …В то же время жившие у нас красноармейцы говорили между собой, что сегодня ночью привезут топить «длинноволосиков», из чего я поняла, что говорят про лица духовного звания. …После 12 часов ночи, когда было еще темно,[4] и в будке у меня горела лампа, а около моста горел мостовой фонарь, к нам пришли два совершенно неизвестных мне красноармейца… и приказали мне немедленно погасить в будке огонь. Я погасила горевшую у меня лампу и стала смотреть в окно. Вскоре при свете мостового фонаря (свет от него сильней, ибо фонарь – керосино-калильный) я увидела, что около будки откуда-то появился труп совершенно голого мужчины… с длинными, как у духовных лиц, рыжеватыми волосами. …Тут зашедшие в будку красноармейцы закричали, чтобы я немедленно отошла от окна и не смотрела, что я тотчас и исполнила. Что делали красноармейцы дальше… я не видела, так как боялась подходить к окну… Только перед отъездом красноармейцы потребовали у меня дров, и я беспрекословно выдала им 19 поленьев, которые они взяли и куда-то унесли.
…Затем через окно мне удалось заметить, как от берега отъехала моторная лодка, причем с борта ее, как мне удалось рассмотреть, свесилась голая нога мертвеца.
…Утром, на другой день… бывшие у нас в охране красноармейцы говорили, что ночью потопили в реке Каме три трупа, которые обвязали цепями и с моторной лодки бросили в реку Каму».[5]
В декабре 1918 года, когда Сибирские войска взяли Пермь, члены следственной комиссии осмотрели место изначального захоронения архиепископа Василия, архимандрита Матфея и Алексия Зверева. Оно располагалось на правом берегу Камы, за Камским железнодорожным мостом, по направлению к разъезду № 37 Пермской железной дороги (первым разъездом от станции «Пермь II»).[6] В северной части могилы, поперек нее лежали крест-накрест два срубленных тонких дерева: ель и пихта, а вокруг них в разных местах были разбросаны обгоревшие поленья и головешки.
При вскрытии могилы в ней были найдены обгоревшие части одежды и предметы: обрывки бархата от камилавки, которую имел при себе архиепископ Василий; серебряный ободок от образка Спасителя, принадлежавший архимандриту Матфею и прочее.[7]
На основании результатов расследования следственная комиссия пришла к выводу, что 28 августа 1918 года тела архиепископа Василия, архимандрита Матфея и Алексия Зверева… были подняты из могилы и утоплены в Каме. Их одежду и личные вещи коммунисты сожгли рядом с могилой.
Существует предание, что верующие выловили тела мучеников и похоронили их по христианскому обычаю. После начала паломничества к могилам по приказу властей тела были раскопаны и сожжены.
Мученическая кончина святителя Василия, архимандрита Матфия и Алексия Зверева последовала 14 / 27 августа 1918 года.
Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 2000 года архиепископ Василий (Богоявленский), архимандрит Матфий (Померанцев) и Алексий (Зверев) прославлены в лике святых Новомучеников и Исповедников Российских.
Память совершается 14 / 27 августа.
[1] Железнодорожный вокзал Перми.
[2] ГАРФ, ф.9440, оп.1, д.2, л. 43, 43 (об.), 44.
[3] ГАРФ, ф.9440, оп.1, д.2, л. 59, 59 (об.), 60. «Водолазами» красноармейцы называли священников, замученных путем многократного погружения в прорубь.
[4] Хотя в Перми настоящих белых ночей не бывает (широта Перми – 58°), но с середины июня по начало июля темнота ночи уступает место сумеркам. В августе в ночные часы на непродолжительное время уже опускается темнота.
[5] ГАРФ, ф.9440, оп.1, д.2, л. 167, 168, 168 (об.).
[6] Могила эта была расположена приблизительно в 3/4 версты от реки Камы, влево от полотна железной дороги, в расстоянии от него сажень 50 и находилась в тянущемся вдоль линии железной дороги хвойном лесу. Лес в этом месте довольно редкий, так что с высоты железнодорожной насыпи можно видеть то место, где находилась могила. Она была расположена между двумя березами и представляла собой продолговатой формы яму с довольно рыхлой, видимо перекопанной, землей.
[7] ГАРФ, ф.9440, оп.1, д.2, л. 164 (об.),165, 165 (об).